Читаю ГП7 и понимаю - а мне нравится. Да, неприятно, конечно, то, что на каждой 10-й странице кто-то умирает, но, с другой стороны, никто и не обещал, что это будет детская книжка.
Что особенно понравилось, так это то, что мы все хоть и обвиняли Роулинг, что она в 6 книге пошла путем фанфиков, но все-таки, шаблоны фанфикшена она не приняла.
Вспомните, как заканчивалось большинство даже очень хороших макси по ГП (ну, или начиналось) - Гарри понимает, что он должен убить Волдеморта, он понимает, что должен сделать это сам, не втягивая друзей (пока все сходится с версией Роулинг), отправляется в путь под покровом ночи. Конечно же в этот момент Гарри в большинстве фиков преисполняется некоего тайного знания, просто мистическое прозрение какое-то, что-то указывает ему, как поступить... самая распростаненная фраза - "Гарри точно знал, что нужно делать...". Особенно этим грешат большие снарри-фики, где Гарри вдохновленный Снейпом, идет совершать подвиг (гарридраки этим грешат меньше, т.к. в них роль умного и красивого существа отдана обычно другой половине пейринга хотя тоже бывает...) И вот он идет и мочит Волдеморта, конечно, каким-то очень хитрым образом. Технологию сего процесса, видимо, авторы фиков не то что изобразить, но и вообразить-то не могут, поэтому обычно смерть Волеморта выглядит либо как нелепая случайность, либо Темный Лорд внезапно совершенно становится жертвой какого-то спонтанного выплеска какой-то энергии из Гарри, описание чего больше смахивает на преждевременную эякуляцию, пардон. Ну или третий вариант - происходит нечто очень масштабное, впечатляющее, но только все вдыму, ничего не видно. Но читатель должен проникнуться торжественностью момента.
Тут Роулинг немного отшла от сценария, и поэтому у нее Гарри четких планов не имеет, никаких тайных знаков не видит, не знает, куда идти, и вообще, ведет себя по-идиотски.
Я, конечно, еще не дочитала, может, там дальше все будет банально, но пока... пока меня все устраивает.
Вот.

---

Сегодня совершила странный поступок - зашла в магазин книжный, молча подошла к прилавку с изобилием Гарри, взяла книгу, оплатила в кассе 343 руб., взяла и ушла. Молча, без эмоций. Эмоции пришли дома и звучали примерно как классическое "Денег в доме выпить нет, а ты мебель покупаешь!"
странно, зачем я это сделала? Чтобы завершить долгоиграющий процесс, чтобы поставить точку в многолетних отношениях, которые когда-то ели меня без остатка?
Заглянула в конец, увидела, что Невилл стал профессором Зельеварения, больше читать не смогла...
Прости, Гарри, но твою седьмую версию на этой туалетной бумаге я бы с удовольствием променяла на самую плохонькую версию Ичимару Гина ( даже в масштабе 1/10). Извини, я больше не ворую под покровом темноты твои плакаты с кинотеатров, я больше не пишу гарридраки и не праздную твой ДР... Ты не умер, хотя так и не женился на Драко Малфое (а зря, кстати, я бы на твоем месте...), в любом случае, я за тебя рада...

---

Странная штука - идеи, которые носятся в воздухе. Начала писать новый фик по Бличу, очень собой гордилась, отослала одну сценку своей бессменной (а куда ей деваться от меня?бете, а Romina мне и говорит: "Ой, все классно, но точно такая же сценка есть в одном фанфике на Блич-лотерее..."
Это фанфик про Гина и айзена, где есть описание, как Гин крячил весь совет 46. Ну почти так же, как у меня. Вот я сижу и думаю, что я чувствую к этому неизвестному автору - то ли родство душ, то ли хочется убить обо что-нибудь... И еще думаю, чтобы не повторяться, надо писать по фэндомам неизвестным и невостребованным, в таком случае подобное точно не грозит...
А еще думаю, ну, бля, ну чего это я?! Я ж гениальнее в любом случае)))) и кровищщщщи у меня в этой сцене больше))))
и вообще, нехрен читать чужое, пока свое не дописала, и не рассказывайте мне больше ничего, мне нельзя нервничать)))
ну, это так...
И не дадут мне Нобелевскую премию по литературе, но это тоже так...

---

Правильно говорят, что дурная голова рукам-ногам покая не дает.
Смотрели Блич, и тут, на 114 серии не совпадают субтитры. Ну, кто смотрел, знает - там в середине какая-то японская реклама, а субтитры этого не учитывают.
Умный человек подогнал бы субтитры, нормальный человек вырезал бы нах из видео эту рекламу... Но извращенцы, не знающие ни одной нормальной программы, научились тут же пользоваться мувимейкером и из нормальной серии сделали то же самое, но без рекламы, сохранили всю эту красоту, и теперь субтитры совпадают, в семье воцарился мир и покой, у нас снова есть Блич))))
скажите, ведь наверняка был способ проще?)))))))))))

---

Добро пожаловать, новые ПЧ:)

Пришла пора проявить, наконец-таки, вежливость и таки поприветствовать новых гостей!
Проходите, располагайтесь с ногами на столе, ешьте все, что найдете в этом холодильнике, хотя, со стыдом должна признаться, что запасы обновляются редко

Обычно принято приветствовать картинками красивыми, но я этого делать не буду, потому как у меня почему-то это не получается.
А потому,

-Shadow-,
будьте как дома. У вас, кстати, очень интересная расцветка девника! И запоздало - С Днем рождения, хоть уже и прошедшим

x-L0rg0 ,
рада вас видеть, надеюсь, вам здесь понравится
Полное_затмение,
а к вам я на "вы" обращаться не буду, потому что мы с вами с какого-то забытого давно года на "ты" поэтому просто очень рада, что ты здесь!

---

О гарридраках

Даже сама не ожидала, что буду читать гарридраки, снова... Недавно наткнулась на "Свет под водой" Майи, и вспомнила, что в свое время так и не прочитала этот фик, потому что с его переводом очень уж туго шло, пардон. А в оригинале для меня это нечитаемо, никогда такого англ. не видела!
И вот странное дело - меня просто задолбал Малфой из этого фика. Возможно, он всегда и везде был такой, просто я смотрела по-другому. Но эта нарочитость, эти искуственные манеры, дурацкие и совсем не милые привычки, совсем не очаровательное хамство и... он такой нудный!!! Скажите, Драко всегда такой был? У меня он тоже такой? Такая нудная дрянь? Кошмарррр!!!
Ну, то, что Гарри тупой - это меня, в принципе, не удивило, это не новость, но вот то, что он такой терпеливый. Да, упертый как баран, но терпеливый ли?
Читая 18 (!) главу я кипела мозгом и чувствовала себя 14-летней девочкой, которая читает "Войну и мир" за любовную историю, - я пролистывала страницы и шипела сквозь зубы: "ребята, окончите мои мучения, трахнитесь, наконец, я хоть прекращу это читать!" А то, знаете ли, читаешь-читаешь и ощущения к 18 главе, как-будто... эээ... не чихнула ну, в общем, когда дело дошло до дела, литературного оргазма у моей измученной души как-то даже не вышло - уж очень измотали)))))
На самом деле я люблю преслэш (так это называется?), но только когда он больше напряжен, когда в воздухе искры потрескивают, когда накал такой, что всех сшибает с ног взрывной волной при каждой встрече героев. Вот это я люблю. А когда на протяжении 17 глав Драко причесывается каждую страницу, а Гарри его типа тупо любит, а Малфой ни ухом, ни рылом, а потом вдруг оказывается, что Малфой очень даже в этом деле ухом и всем остальным (ну зачем?! зачем?! авторы вводят такой прием - "герой, оказывается, тоже чувствует симпатию к своему полу, поэтому давайте отбросим вопросы - как это у них получилось!". А в 18 главе они абсолютно немотивировано, хотя и достаточно романтишно начинают целоваться. Тут возникает единственная версия - автору самому все надоело, он не знает, как вытащить героев из взаимного отчуждения, из той ситуации, что герои друг друга не хотят, вот автор и сводит их. Сделаем это по-быстрому.
А какие у этого автора мини-фики! Ах, какие мини!!!!
Ладно, этот поток эмоций вызван временным воскрешением почти отмершей ГПшной части моей души.

*размышляя* пойти, что ль, почитать хорошее НЦ про, например, Люциуса? Этот 18 глав точно ждать не будет

---

С Днем рождения, милая Romina!!!!

Дорогая и родная, поздравляю тебя, люблю! Желаю тебе Гинов всяких разных, и пейрингов с ним прекрасных! И сил на то, чтобы написать все, что ты хочешь написать!!!!!!!
И выпей за меня за свое здоровье, потому как я имею желание, но не имею возможности))))

---

Фик по Yami no Matsuei Тсузуки/Хисока PWP

Я все-таки решилась выложить это!
Белла, я исправила все ошибки.

ДЕМОН ЕГО ДУШИ.

 

 

Хисока медленно бессильно сполз на пол, худые позвонки проехались по подоконнику, отозвавшись где-то в теле далекой болью. Он неотрывно смотрел на потемневшее лезвие. Кровь на ноже уже стала подсыхать и больше не падала на пол гулкими каплями. Хисока перевел взгляд на свои босые ступни, белеющие посреди темной багряной лужи. В сполохе молний кровавые пятна на полу складывались в причудливые узоры - неповторимая беспорядочная, но сдержанная красота – похоже на изысканную простоту сада камней, так же завораживает.

 

***

 

- Он такой замечательный! Правда, Хисока?

Хисока уныло кивнул, в сотый, нет, в сто первый раз соглашаясь с восторженным Хидзири. Он чувствовал усталость и недоумение – почему он должен выгуливать этого мальчишку, смотреть с ним достопримечательности, кататься на каруселях и есть мороженое?! Они спасли этих детей – Хидзири и маленькую Казусу – спасли от демона, пытавшегося убить юного музыканта с помощью дьявольской скрипки и тем заполучить невинную душу девочки. Они выполнили свою работу, не к чему придраться, так почему же Тсузуки настоял, чтобы Хидзири еще какое-то время оставался с ними, и куда, в конце концов, постоянно исчезает сам Тсузуки?! При мыслях о странном поведении Тсузуки, о внимании, которое он уделяет Хидзири, Хисока мрачнел все больше и больше, и мальчишка без устали стрекотал под ухом, тянул его за рукав к новым аттракционам, ел сахарную вату, кормил хлебными крошками золотых рыбок в пруду. И в каждой фразе на разные лады повторялось одно имя – Тсузуки, Тсузуки, Тсузуки…

- Я думал, этот демон убьет нас всех – меня с Казусой, вас, а он всех нас спас… Ой, а пойдем еще сфотографируемся под той сакурой! Я очень люблю, когда цветет сакура, это так красиво, правда, Хисока? Мы потом покажем Тсузуки. Он любит сакуру. Ты любишь сакуру?

Шинигами неопределенно мотнул головой – тогда, когда он был жив, из его клетки был виден уголок окна, перед которым росла сакура – каждый розовый лепесток на ее ветвях означал для него очередную весну, которую он уже никогда не увидит… когда он был жив… В Энма-чо сакура цвела всегда. Никто не становится шинигами просто потому, что ему это нравится. Самым ярким, что запомнилось ему из того дня, был запах цветущей сакуры, из того дня, когда он окончательно осознал, что желание отомстить не даст его душе успокоиться, когда он стал богом смерти. Хисока ненавидел сакуру.

Хидзири уже позировал под цветущим деревом, крутясь то так, то эдак перед объективом, вслух предвкушая, как они будут демонстрировать эти фото Тсузуки. Хисока делал снимки, стараясь сохранять спокойное выражение лица, но втайне жалея, что в руках у него только фотоаппарат, а не ружье. Хисока ненавидел Хидзири.

Он снова и снова щелкал новые снимки, понимая, что нужно было делать что-то раньше, до того, как появился Хидзири с его непосредственностью, до того, как в глазах Тсузуки стал появляться этот блеск, когда Хидзири так искренне проявлял радость при каждой встрече. Он понимал, но осознавал также, что все равно бы ничего не сделал. Не разрешил бы себе. И дело не в Хидзири. Хисока ненавидел себя.

 

***

- Тебе больно… потерпи, мой агнец, тебе бывало и больнее, потрепи, пока я дам твоему нежному белому телу сильные черные крылья… Мой бедный агнец… Я дам тебе силы, чтобы справиться с любой болью и дам тебе самую великую боль из всех. Ты заслужил. Как сладка червоточина в плоде твоей души, нет лакомства изысканней.

 

***

 

- Я не чувствую его прежних эмоций. В его глазах пустота, - шинигами попытался вложить в свои слова как можно больше убедительности. Он надеялся, что приводил свои доводы достаточно уверенно, смог доказать, что демон не уничтожен, а лишь затаился в недрах души его напарника.

- Ты уверен? – Шеф в сомнении посмотрел на своего подчиненного. Тот ответил ему немигающим взглядом.

- Да. Уверен.

Конечно же, он уверен. Как он может сомневаться! Он каждый день с жадностью заглядывает в эти глаза, так быстро и неуловимо меняющие выражение, чтобы рассмотреть на их дне хоть искорки того, чего ждет. Как может он не разглядеть на их дне темный огонь чужих страстей и древних грехов. Он знает каждую черточку этого лица, легкий изгиб губ может сказать ему больше, чем если бы он читал свиток его судьбы. Как может он ошибаться, видя, как эти губы кривит незнакомая усмешка, которая, как ни странно. Делало это лицо еще более привлекательным и завораживающим. Да, конечно же, он уверен.

- Скорее всего, он проявит себя, - с неуместным энтузиазмом предположил Ватари – он попытается…

- Убить. Он попытается убить. – он знал, что прав, и знал, кого захочет убить демон захвативший душу шинигами.

- Мы должны помешать ему это сделать!

- Ему нельзя помешать, - снова встрял в разговор Ватари, - насколько мне известно, сейчас это его главная потребность. Так он окончательно проявит себя.

- Да, он будет пытаться вновь и вновь, мы должны позволить Сагадалиусу проявиться. Только после этого его душа попытается сопротивляться.

- Но он же…

- Он пока не верит в это, ему кажется, что что-то еще можно сделать, можно скрыть… Мы ДОЛЖНЫ пойти на это! – он надеялся, что его голос прозвучал достаточно твердо.

- И ты готов? – он видел по глазам шефа, что тот еще сомневается, но уже почти…

- Да. Готов.

- Это больно даже для шинигами.

- Это больно не только для шинигами.

 

***

 

Как сладко входить в душу прОклятого – как в призывно открытую дверь, как в лоно спящей, мечущейся в греховных снах женщины, как погружаться в теплую, подогретую слугами воду, сминая лепестки роз и жасмина, плавающие на поверхности… Как сладко и легко…

 

***

 

Хисока стоял в темноте, глядя в окно. Он услышал, как в комнату вошел Тсузуки, но не оглянулся. Тот остановился за его спиной. Хисока постарался дышать ровно.

- Тсузуки, взгляни на эти белоснежные лилии, - он постарался придать своему голосу жизнерадостные нотки, свойственные Хидзири, но все равно вышло как-то не так. Наверное, не хватало наивности, или восторженности, или доверчивости… или это страх? Но перед кем? - Красивые, правда?

Белая ладонь впечаталась в стекло перед ним. Хисока постарался не вздрогнуть и тут же себя отругал. Хидзири бы дрогнул.

- Ты меня не поблагодарил. За то, что я спас тебя от демона… – его тень нависла над ними, казалось, раскинув вокруг них черные крылья

- Ах да… спасибо, - растеряно ответил Хисока.

- Нет, этого недостаточно. – Тсузуки приобнял его за плечи. Его руки были тяжелые и горячие.

- Что еще я могу сделать для тебя? – Хисока сделал вид, что ничего не понимает. Ему хотелось убежать. Ему хотелось остаться. Остаться и не притворяться глупым сопляком, остаться и сделать то, для чего он сюда пришел. - Чего ты хочешь? Если я что-то могу для тебя сделать, просто скажи, и я сделаю все, что угодно.

- «Все, что угодно?» - взгляд Тсузуки потяжелел. Его рука опустилась на бедро Хисоки. Хисока пытался не терять самообладания, но его рассудок вопил от ужаса, а в душе разливалось что-то мучительно-сладкое.

- Тогда я хочу твое тело! – при этих словах Тсузуки обхватил его сзади. Хисока, даже понимая, что что-то подобное могло случиться, и даже внутренне надеясь, все равно почувствовал удивление. И легкую горечь.

- Эй, не шути так!

Хисока дернулся было, но руки Тсузуки крепко сжались на его плечах.

- Я не шучу.

Ладонь Тсузуки проникла за ворот рубашки, расстегнула две верхние пуговицы и несколько раз с силой прошлась по его груди. Пальцы остановились, стиснув сосок. Хисока резко вдохнул сквозь стиснутые зубы. Дыхание Тсузуки защекотало ему шею.

- Я хочу твое тело, именно это тело!

Хисока приподнял голову, слегка развернувшись назад. Над собой он увидел белеющее в темноте лицо Тсузуки. Его глаза казались огромными и черными как два омута. Хисока подумал, что сейчас он – не совсем он сам, поэтому можно… Можно… Его затягивал этот взгляд, он послушно раскрыл губы, когда Тсузуки накрыл его рот своим. Тсузуки целовал его сильно и долго - то проникал глубоко языком, то жарко и влажно сминал его губы целиком, то посасывал каждую отдельно, слегка покусывая. Его руки, не переставая, двигались по телу Хисоки. Тсузуки, продолжая терзать его губы, стянул с его плеч расстегнутую рубашку. На миг отстранившись, он завел руки Хисоки за спину и снова накинулся на него, теперь покрывая поцелуями его шею. Ладонь Тсузуки гладила его по животу, пальцы, словно ненароком, проскальзывали за ремень брюк и возвращались обратно. Хисока тяжело и неровно дышал, Он чувствовал себя словно в бреду, кошмарном, но сладком сне, в котором можно все, даже то, о чем боялся думать наяву. Он ощущал, как Тсузуки ласкает его шею, покусывает мочку уха, потом спускается губами ниже и начинает покрывать его плечи легкими поцелуями, чередуя их с укусами. Хисока испуганно вдохнул, когда пальцы Тсузуки, быстро расстегнув ремень и молнию на брюках, скользнули под резинку плавок и легкими движениями погладили его напрягшуюся плоть.

Тсузуки резко развернул его к себе, продолжая удерживать его руки за спиной. Он приподнял его подбородок и жадно вгляделся в его лицо.

- Я очень давно хотел сделать это…

Хисока закрыл глаза, сглотнул, чувствуя, как во рту появляется горечь. Давно… Они вели это дело так недолго… Давно – это значит – с самого начала? Хисока знал, на что идет, но все же было горько… Захотелось признаться, кем он был на самом деле, но он сдержался. Ему было страшно.

Хисока ощутил на губах нежный поцелуй, удивительно отличающийся от предыдущих. Уже не удерживая его руки, Тсузуки легкими движениями поглаживал его спину, заставляя мышцы расслабиться. Хисока слегка выгнулся, когда Тсузуки провел ногтем по его позвоночнику между лопаток. Плавными гладящими движениями его ладонь спустилась вниз по спине, чужие пальцы легко коснулись ложбинки между ягодицами. Хисока непроизвольно сжался и попытался отстраниться. Руки Тсузуки напряглись.

 

Это то, что ты хотел, сам хотел! Так бери это! Я видел его в твоих мыслях, я нырял в самые бездонные омуты твоей души, где темнота становится столь густой, что даже мечты вязнут там и забывают, как выглядит свет. Ты делал это сотни, тысячи раз во сне, так сделай же один раз наяву. Пусть он не знает, кто ты на самом деле, но он будет именно с тобой!

 

 

Тсузуки сумасшедшим ливнем обрушился вниз по его телу, Хисока, вскрикнув, покачнулся и оперся руками о подоконник за спиной. Он больше не сопротивлялся, полностью отдавшись новым ощущениям. Губы Тсузуки ласково и с силой вбирали его в себя и снова отпускали, его язык был почти невесомым, лишь изредка увеличивая силу прикосновений, отчего Хисока всхлипывал и подавался вперед. Руки Тсузуки поглаживали его бедра, бесстыжие пальцы гуляли по всем складочкам, заставляя его то инстинктивно сжимать ноги, то, наоборот, раздвигать, чтобы получить больше ощущений. Он сдавленно охнул, когда влажный палец Тсузуки продвинулся чуть дальше между его ягодицами и, поглаживая легкими движениями, стал неумолимо проникать внутрь него. Хисока забился и начал сам двигать бедрами, стремясь оказаться как можно глубже во влажных недрах рта Тсузуки. Тот ускорил темп. Хисока уже ничего не соображал и лишь хотел все больших ощущений. Ему показалось, что еще мгновение, и он просто взорвется, когда Тсузуки внезапно оставил его и, поднявшись, стал снова целовать. Губы были влажными и припухшими, Хисока почувствовал собственный солоноватый привкус. Он не сопротивлялся, когда Тсузуки надавил на его плечи, и почти с готовностью опустился на подогнувшихся коленях.

 

Тсузуки положил ладонь на его затылок и поднес к его губам налитый возбуждением член. Открывшийся кончик головки влажно поблескивал в темноте. Хисока робко дотронулся до нее языком, отчего Тсузуки вздрогнул и более настойчиво ткнулся в его губы. Хисока послушно приоткрыл рот, куда сразу же протолкнулся гудящий от возбуждения член Тсузуки. Головка полностью оказалась во рту, Хисока сделал рефлексивное глотательное движения, отчего член еще глубже скользнул в его горло. Хисока дернулся, как от страха, так и оттого, что ему стало нечем дышать. Тсузуки мгновенно выскользнул, дав ему отдышаться, а потом вновь аккуратно толкнулся обратно. Хисока обхватил его губами, теперь уже осмотрительнее стараясь не заглатывать слишком резко и глубоко, и заскользил по его длине. Тсузуки направлял его движения, поглаживая по затылку. Постепенно Хисока обвыкся уже настолько, что смог шевельнуть языком, пройдясь им по краю головки, за что был вознагражден судорожным вдохом. Тсузуки до боли сжал его плечо и проник чуть глубже, но Хисока уже был готов к этому и постарался не задохнуться. Стоя на коленях, с членом во рту, огромным, горячим, достающим до самой глотки, Хисока ощущал, что теряет рассудок от одного осознания того, что сейчас происходит. Он глухо застонал с наполненным ртом и начал сосать еще интенсивнее. Тсузуки, уже не сдерживаясь, задвигал бедрами, проталкиваясь почти до основания между розовыми вспухшими губами, горло Хисоки сжималось вокруг его возбужденной плоти. Хисока почувствовал, что еще немного, и он сам кончит, либо умрет от недостатка воздуха и переполнявшего его возбуждения.

 

Но тут Тсузуки внезапно вынул свой член из его рта, слегка оттолкнув, когда Хисока попытался снова обхватить его губами. Он поднял ничего не понимающего одуревшего Хисоку на ноги и повернул спиной к себе, заставив наклониться и лечь грудью на низкий подоконник.

 

Рука Тсузуки проскользнула между его ног и погладила твердый, гудящий от напряжения член и прижавшиеся к нему налитые яички. Потом несколько секунд ничего не происходило, как вдруг Хисока почувствовал невероятно нежное влажное прикосновение меж своих ягодиц. Сообразив, что это, Хисока попытался выпрямиться, но Тсузуки крепко удержал его бедра. Он раздвинул пальцами его ягодицы и широким движением провел языком снизу вверх. Он повторял это снова и снова, пока Хисока вновь не задергался, теперь уже от удовольствия. Тсузуки еще несколько раз облизал полностью всю ложбинку, потом его язык затанцевал вокруг сжавшегося отверстия и, наконец, скользнул внутрь. Хисока вскрикнул от неожиданного удовольствия, крик перешел в стон, когда Тсузуки проник в него языком, а потом еще раз и еще.

 

Он стоял на прямых ногах, опираясь о подоконник так, что его задница оказалась вздернута кверху. Тсузуки вылизывал его, язык был то мягким и нежным, то твердым и требовательным, когда нахально проникал в него. Хисока был ошарашен этой позой, своей открытостью всему, что Тсузуки вздумает сделать. Он боялся своей беспомощности и упивался ею, поэтому лишь вздрогнул, но не отстранился, когда к языку присоединились и пальцы, сначала только поглаживая и дразня его дырочку. Хисока ощутил, как влажный палец легко скользнул в него, остановился и вдруг начал гладить его изнутри. Его мышцы сжались, но Тсузуки не убирал руку, а лишь стал ласкать его более интенсивно. Вскоре к первому присоединился и второй палец. Хисока испуганно застонал и попытался сказать, что не надо. В ответ Тсузуки перестал терзать его. Хисока почувствовал было облегчение и острое сожаление, как на его задницу опустилась тяжелая ладонь. Потом еще раз. Хисока вздрогнул от боли и пришедшего за ней непривычного удовольствия. Тсузуки нанес еще несколько достаточно ощутимых шлепков, после чего вновь бесцеремонно погрузил в него пальцы. Хисоке до стыдного хотелось, чтобы его отшлепали еще раз, что Тсузуки и не преминул сделать. Следующая серия шлепков была гораздо чувствительнее, и Хисока не раз вскрикивал, когда ладонь Тсузуки с силой опускалась на его ягодицы.

 

Тсузуки шлепал его снова и снова, чередуя шлепки с вылизываниями. Он проникал в него попеременно то языком, то пальцами, а потом вновь принимался покрывать ударами его покрасневший вихляющий зад. Тсузуки бил его так, что пальцы, погружающиеся в его задницу, казались ему избавлением, он сам насаживался на них, всхлипывая и выкрикивая что-то бессвязное.

 

Когда Хисока почувствовал, что его касается что-то холодящее и вязкое, он понял, что сейчас произойдет, и со страхом и предвкушением ждал этого момента. Тсузуки головкой члена погладил его влажное отверстие и внезапно плавно и без предупреждения погрузился почти наполовину. Хисока вскинулся и пронзительно вскрикнул. Тсузуки обхватил его руками и, не двигаясь дальше, но и не выходя, принялся нежно и успокаивающе поглаживать его взмокшее тело. «Тшшш, тшшш, все хорошо, все будет хорошо, малыш, тшшш». Хисока понемногу успокаивался от звуков тихого голоса. Тсузуки рискнул еще раз легонько двинуться. Хисока ахнул и замер, пытаясь привыкнуть к боли и осознать этот новый неведомый раньше восторг, разливающийся у него внутри. Тсузуки сделал еще несколько плавных движений и вышел из него.

 

Повернув Хисоку лицом к себе и смахнув губами слезинки с его мокрых ресниц, Тсузуки усадил его на широкий подоконник и подхватил под колени. Он посмотрел в глаза Хисоке, тот уверенно кивнул. От первого движения Хисока не вскрикнул, только закусил губу и упрямо сам подался вперед. По его телу разливалось нестерпимое наслаждение, которое перевешивало боль и даже делало ее приятной. Тсузуки, уверившись, что все хорошо, переместил ноги Хисоки себе на плечи и стал погружаться почти полностью. Тсузуки уверенно всаживал в него свой член, он тяжело дышал, на его коже поблескивали капельки пота. Хисока не мог оторвать взгляд от его лица - прикушенная нижняя губа и темно-фиолетовые всполохи из-под опущенных ресниц. Хисока почувствовал новую волну возбуждения, грозящую накрыть его с головой. Он протянул руку к своему, приунывшему было от боли, но теперь снова твердому члену. Глаза Тсузуки блеснули сумасшедшим блеском, он ускорил темп. Он держал Хисоку уже почти навесу, бешено вбиваясь в него. Хисока, яростно лаская себя, запрокинул голову и хрипло застонал от особо сильного толчка. Тсузуки, не выдержав этого зрелища, вскрикнул и, двинувшись еще раз, с содроганием кончил. Лишь слегка отдышавшись, он усадил Хисоку обратно на подоконник, сам опустился на колени и взял его все еще возбужденный член в рот. Хисоке, уже давно находящемуся на грани, нужно было немного. Стоило ему увидеть склоненную черноволосую голову, почувствовать мягкие губы, смыкающиеся на его трепещущем члене, и ощутить первую капельку спермы, вытекающую между его ягодиц, как хватило двух-трех движений, чтобы он с криком кончил в рот Тсузуки.

 

Обессиленные, они сидели на полу, прислонившись к стене, потому что ноги не держали их. Хисока постепенно приходил в себя. Он взглянул на Тсузуки.

 

- Ты прекрасен… - Тсузуки поднял руку и погладил его по щеке. - Нежная… Как лепесток сакуры…

 

Ты любишь сакуру? Ты любишь сакуру??? Ты любишь сакуру???!!!! Ха-ха-ха-ха… Любишь…

 

Хисока поднялся и, глядя на Тсузуки сверху вниз, отчеканил.

 

- Я ненавижу сакуру.

 

В его глазах отразился первый всполох приближающийся грозы. Алым.

 

 

***

Хисока медленно бессильно сполз на пол, худые позвонки проехались по подоконнику, отозвавшись где-то в теле далекой болью. Он неотрывно смотрел на потемневшее лезвие. Кровь на ноже уже стала подсыхать и больше не падала на пол гулкими каплями. Хисока перевел взгляд на свои босые ступни, белеющие посреди темной багряной лужи. В сполохе молний кровавые пятна на полу складывались в причудливые узоры - неповторимая беспорядочная, но сдержанная красота – похоже на изысканную простоту сада камней, так же завораживает.

 

Хисока, покачиваясь, поднялся с пола и подошел к Тсузуки. Склонив голову на бок, он медленно наклонился, заглядывая в тускнеющие фиолетовые глаза. Так дети разглядывают умирающих бабочек – не знающие жалости, с удивлением и интересом, - незамутненное дыхание сдувает пыльцу с ослабевших крылышек.

- Какой ты красивый, Тсузуки… Темно-красная кровь на белоснежной коже…Тебе идет…

Хисока нежным движением дотронулся до щеки Тсузуки, потом слизнул кровь с потемневших пальцев.

- Но ты допустил ошибку. Я поменялся с Хидзири местами… -

Отброшенный темный парик бесформенным комком отлетел в угол. – А ты не заметил.

 

Хисока вдруг всхлипнул и опустился на колени прямо в кровавую лужу. Он подполз ближе к Тсузуки, крепко обнял его неподвижное тело, прижимаясь тесно, промокая насквозь.

- Такой красивый, такой добрый, такой несчастный… - Хисока бессвязно шептал на ухо неподвижному Тсузуки, тыкаясь губами в его мокрые от крови волосы. – Что мне было делать, Тсузуки? Я хотел быть на его месте! Что мне было делать? Я убил тебя своими собственными руками… Навсегда… Ты больше не будешь страдать… Я тоже… Теперь я счастлив…

 

 

Ты сделал то, что хотел. Ты взял то, что должно было принадлежать тебе. И ты убил то, что не могло принадлежать тебе. Но теперь мы едины. У нас будет сила и власть, какой не было ни у богов, ни у демонов. Я отдал тебе свое могущество, способное убить даже бога смерти, теперь ты отдашь мне свою силу, способную воскресить всю мою былую мощь и славу. Мы связаны навеки, твоя душа уже не сможет вырваться из черных крыльев.

 

 

Хисока устало брел по улицам, не разбирая дороги. У него осталось одно несделанное дело, одна давно обещанная смерть. И тот, кому она предназначена, уже давно ходит в траурных одеждах. А значит, так и будет. А потом он сможет снова вызвать силы, способные убить еще одного шинигами, всего лишь одного шинигами. А значит, тоже нужно надевать траурный белый.

- Ты просто совершил ошибку, ты даже не заметил, что это я… ты ошибся… - билось в его голове, заглушая голос демона. – Ты ошибся! Ошибся!

Хисока не вслушивался в то, что кричал в его голове торжествующий демон. Его это не беспокоило. Он открыл в себе темноту чернее, чем самые черные крылья Сагадалиуса. Теперь он знал, что демон его души был сильнее.

 

Молнии уже отсверкали свое, и заря занималась над кромкой неба, когда в опустевшей неживой комнате, стены которой были сплошь покрыты темными потеками, раздался тихий почти невесомый вздох. Разжалась сведенная смертельной судорогой рука – с бессильных пальцев осыпалась струйка пепла, какая остается от использованного заклинания. Бледные губы слегка шевельнулись.

- Я не ошибся, Хисока, я не ошибся…

@темы: Ямики, Фанфики

---

Рабочее

Как будет "Авада Кедавра" по-японски? "Ичиго Куросаки"? Хочется вставить палочку в ухо или сделать сэппуку как честный самурай. Причина: полная несовместимость работы и меня, меня и работы.
Хотя нет, сэппуку делать не будем, лучше перестрелять половину компании, и всем будет счастье

---

Глупый вопрос по аниме

*робко* Скажите, пожалуйста, только не бейте и не кричите "как ты могла этого не знать?!", но что такое "Наруто"? Я часто слышала это название, я даже уже спрашивала, но, видимо, была слишком пьяна, чтобы запомнить объяснения Так все-таки, объясните неразумной раз и навсегда.

---

Привет новым гостям!

Привет всем, кто пришел!!!

Ollyy
я безумно рада, что ты здесь!!! как хорошо, что как-то раз я нагло влезла в твой дневник))

Kasumi Hoshi
привет! судя по имени нужно говорить не "здравствуй", а "конничива" (извините за мой японский))))

Дерил Рот
привет! мне очень понравился стишлк в твоем профиле))))

присаживайтесь, чувствуйте себя как дома, надеюсь, здесь будет что почитать

---

Я вернулась:)

Я вернулась, и не скажу, что это прекрасно Да, Тунис достаточно противная страна, арабы эти липучие, но... море, солнце, длиннющие пляжи... Фото позже. Там есть парочка прекрасных развалин римских времен В Карфагене не была, кстати.

---

Отпуск!!!!

Отпуск! Он пришел! Правда, только на неделю
Завтра улетаю в Тунис, буду через неделю!
Вероятно, мне будет жутко скучно, кроме оставленных, говорят, где-то в Сахаре декораций Звездных войн, больше ничего и нету ну что ж, хотя бы побываю на татуине, в каком-то смысле, историческая родина))

так что не скучайте, скоро вернусь! Да, и, кстати, не повторяйте ошибку, которую совершила я - если вы куда-то летите, не говорите родителям, сколько стоит путевка, заявляя при этом - ой, так дешево удалось взять! не знаю, как у кого, но у нас родители старого воспитания - у них припадки начинаются при слове "Тунис". Хотя так хочется поделиться... Ну ладно, это отдельная тема

---

И добро пожаловать:)

Вечно я не замечаю тех, кто приходит, гости всегда теряются, как в моем доме, так и в дневнике))

Sky Marley, я не успела тебя поприветствовать проходи, присаживайся!

Кышь, привет! располагайся! Видимо, Ромина крепко подсадила тебя на Блич?))) а значит, мы в одной команде точнее, палате

---

В компании, где я работаю, собираются проводить сокращение персонала. Не потому, что не нужен, а потому, что компания не выполнила планов, соответственно нужно показать прибыль, и, следовательно, сократить расходы. Нет, я не буду перечислять все статьи сокращения. Да, я понимаю, что это самый простой способ оптимизации бюджета... Но людей собираются сокращать без выходного пособия, то есть попросту увольнять.
А значит, происходить это будет так: начальникам отделов дадут задачу подумать, кто лишний. Знаете, когда в отделе, напримеи, пять человек, то всегда кто-то будет первым, а кто-то пятым. и этих пятых уволят. просто так. Чтобы сэкономить деньги. Здесь даже не будет экономической целесообразности и прочей хрени. За счет этих людей кто-то прикроет свою не выполнившую планов задницу. Людей просто выкинут, попутно унизив. Их ведь будут увольнять за профнепригодность, за то, что не справились!

Мне хочется выйти на людное место и закричать - люди! вас хотятуволить, унизив при этом! Не поддавайтесь, вы не так плохи, как вам скажут, боритесь, не уходите, закопайте эту компанию, натравите на них трудовую комиссию, профсоюзы... Но все равно - каждый будет чувствовать, что это не справился именно он, что остальных, может и сокращают, но его-то точно увольняют...

Мерзко на душе, во рту противный привкус. Я понимаю, что что-то нужно сделать, но знаю заранее, что сил,оли, решимости у меня не хватит. Мой максимум - уволиться самой, первой, перед теми, кого уволят они. Но это будет похоже на китайскую месть - повеситься на воротах врага. Поймут меня только китайцы.

---

Фанфик по Бличу. Мадараме/Кучики. Честно:)

Упрямству нет предела. Я все-таки практически дописала свою мечту - фанфик с пейрингом Мадараме/Кучики, причем даже почти не стеб

Никто не бетил, Ромина к этому только приступит, но я выкладываю, в конце концов, это мой дневник А также еще и из тех предположений, что когда буду выкладывать это официально, забьют ногами еще на уровне названия

Итак:

Фэндом: Блич.
Название: Чай с ароматом лепестков Сенбонзакуры.
Пейринг: Мадараме/Кучики
Рейтинг: практически G, но если подумать

Предупреждение: на всякий случай - если Вы считаете Мадараме лысым придурком, то Вам сюда нельзя, он будет ну совершенно ООС

ЧАЙ С АРОМАТОМ ЛЕПЕСТКОВ СЕНБОНЗАКУРЫ.

... "Под Путем Воина понимается смерть. Он означает стремление к гибели всегда, когда есть выбор между жизнью и смертью. И ничего более. Это значит прозревать вещи, зная, на что идешь" Миямото Мусаси. Книга пяти колец. Книга земли.

Вишен цветы
Будто с небес упали
Так хороши!

Исса Кобаяси

Я в течение многих лет не вспоминал события тех дней, но сейчас впервые решил изложить свои воспоминания. Я беру в руки кисть, чтобы изъяснить все так, как это было. Я – шинигами из Готей 13, третий офицер одиннадцатого отряда Мадараме Иккаку. Мне очень много лет.
Сейчас ночь десятого дня десятого месяца, час тигра.
Я перечитываю те несколько рядов иероглифов, что оставила на рисовой бумаге моя кисть, и понимаю, почему никогда раньше не писал. Юмичика, наверное, прав, я слишком долго живу, чтобы быть серьезным. Серьезность – удел юности, она уязвима.
Нет, я не соврал, я действительно Мадараме Иккаку, и мне действительно очень много лет – во всяком случае, вполне достаточно, чтобы вспоминать то, что произошло в то время как события совсем недавние. В последние дни в Сейрейтеи творятся странные вещи, хотя мне кажется, что они начались гораздо раньше, лет пятьдесят назад, возможно, чуть меньше или чуть больше... Впрочем, это и неважно, ведь то, что я вспоминаю этой ночью, не имеет ко всем этим грозным событиям абсолютно никакого отношения.
Юмичика заставил меня вспомнить, задав свой вопрос между первой и второй тыквой-горлянкой, чье содержимое мы распивали вчера, любуясь оттенками закатного солнца. Вопрос был о том, почему все-таки я отказался признать себя учителем Абараи Ренджи. И хотя вопрос был в никуда и ниоткуда, но он разворошил хворост памяти и зажег искру беспокойства.

***
Это было в то время, когда все казалось ясным и не требующим разъяснений, как снег на вершине Фудзи или тот факт, что у занпакто капитана нет имени. Примерно тогда был убит лейтенант Кайен из тринадцатого отряда, хотя, наверное, это было чуть позже, иначе бы я не так удивлялся тому, что произошло. В любом случае, мне жаль Кайена и его жену, и я рад, что Пустым в Сейрейтеи не так-то легко попасть.
Это были дни, когда цвела слива, ее аромат разливался вокруг, когда я шел по тропинке, вьющейся среди зарослей низкого кустарника. Эту духовную силу я почувствовал сразу, еще издалека – такая могла принадлежать только капитану. Конечно, мне стоило свернуть и пройти мимо – нельзя мешать чужим тренировкам. Каждый тренируется там, где ему больше нравится - кто-то в приспособленных для этой цели додзе, а кто-то на воздухе, на берегу реки или в лесу. Юмичика, например, уверяет, что ему совершенно безразлично, где тренироваться, но я-то знаю, что он, хитрец, все равно выберет место, где будет больше других шинигами – уж очень красиво сверкают изогнутые острия Фуджикуджаку. Здесь же я не удивился, поняв, что Кучики-тайчо предпочитает уединение. Да и место он выбрал недурное – небольшой водопад с шумом падает с невысокой скалы в прозрачное озерцо. В озере отражаются вершины сосен, и вокруг свежо от ледяных брызг. Кучики-тайчо действительно нашел подходящее место для тренировок, особенно, когда это тренировки с занпакто. Радуга, то появлявшаяся, то исчезавшая в веере водяных брызг, отражалась в лезвии Сенбонзакуры. Ката Кучики-тайчо были столь лаконичны и хороши, что я невольно залюбовался – всегда приятно посмотреть на движения мастера. Я не бестактен, просто, как говорит Юмичика, я несколько любопытен. К тому же, всегда интересно взглянуть на человека, который вызывает у кого-то ненависть столь чистую и незамутненную, что сложно назвать ее завистью, но еще сложнее не увидеть там некую алчность. Я смотрел, как легок и словно невесом меч в руках Кучики, как точно и смертоносно рассекает лезвие невидимого противника, и понимал, что у ненависти Абараи Ренджи нет шансов, и что питает ее что-то более глубокое, нежели зависть.
Наверное, в тот момент я понял Абараи.

В первый миг я не осознал, что происходит. Водопад вдруг остановился, его бурные струи превратились в сплошную гладь, отливающую зеркальным блеском. В ней, словно и правда в большом зеркале, стали мелькать какие-то люди, похожие на тени, и тени, похожие на людей. Кучики-тайчо вел себя странно. Он опустил меч и неподвижно стоял, глядя в зеркальную поверхность. Мне было всего не разглядеть, но я успел увидеть одну картину: женщина, завернутая в траурные белые одежды, похоронная процессия, набеленные лица плакальщиц, бледное неподвижное лицо мужчины... Эту картину сменила другая, она показалась мне знакомой. Я узнал место, и людей, которые стояли на обдуваемом всеми ветрами плато перед громадой Соукиоку, и женщина, кажется, та же, и такое же бледное лицо Кучики-тайчо, в неподвижности смотрящего, как женская фигурка, беспомощно раскинув руки, возносится на вершину Терминуса...
Кучики смотрел в эту картину, не отрываясь, и не видел того, что успел заметить я: часть застывших водяных струй отделились от общей глади и нацелились прямо в сердце капитана шестого отряда.
Мне безразлично, как попал Пустой в Сейрейтеи, и можно сколько угодно говорить мне, что не надо было уничтожать его полностью. Я шинигами. Мне все равно, какую форму принимает зло.
А зло отпрянуло от острия моего занпакто, когда я, оттолкнув застывшего Кучики, выпрыгнул на поляну, и выбросило мне под ноги мое же собственное тело, купающееся в луже крови. Неизвестный мне рыжий парень в одежде шинигами и лицом чужака, склоняющийся надо мной, сжимая в руках мой же меч...
Я так и не знаю, чего хотел Пустой – напугать меня? Что есть Путь воина? Путь воина - это смерть. Пустой – всего лишь отголосок человеческой души, не более, - кидать шинигами под ноги его же собственную смерть бессмысленно. Я почувствовал лишь недоумение, когда взмахнул занпакто, готовясь нанести удар по скалящейся из-за иллюзии маске, когда картина вновь сменилась. Снова то же место. И снова рыжий чужак, одетый в перепачканный кровью черный плащ. И веер алых брызг поверх знака шестого отряда. И я сам - я бегу, я бегу и, кажется, не успеваю... Мой меч обрушился на зеркальную поверхность, разбивая ее вдребезги, и раздался полный злости и недоумения крик Пустого, как знак того, что я сделал свою работу. Только каждый из осколков уже стал смертоносным жалом, направленным в меня, и вот теперь я точно не успевал.
Почему-то запахло сакурой. И я пытался сказать, что этого не может быть, сейчас должна цвести слива, и что всему своя пора. А с неба все осыпались лепестки, и, не задев меня, падали рядом. А земля вокруг почему-то становилась не розовой, а алой... За пеленой лепестков – встревоженные глаза Кучики-тайчо... Какая странная сакура, пахнет кровью...

***
За всю мою долгую жизнь я просыпался в самых разных местах, причем не всегда мог с уверенностью сказать, где нахожусь. Конечно же, я имею в виду те не самые прекрасные моменты моей жизни, когда я открывал глаза и видел потолок какой-либо из палат в госпитале четвертого отряда. Хотя, возможно, эти моменты были и самыми прекрасными, хотя бы потому, что они были – как посмотреть. С подобными же ощущениями я проснулся тогда и лишь через некоторое время сообразил, где нахожусь.
Мой взгляд бесцельно блуждал по комнате. Неброские тона, минимум вещей, на столе копии трактата "Хагакурэ" Ямамото Цунэтомо, аккуратно разложены кисти; особо привлекли мое внимание изящно выполненные в "стиле травы" иероглифы, по моему подозрению, авторства хозяина дома. Вспомнив виртуозные ката Кучики, я окончательно утвердился в этой мысли. Все-таки, образование аристократа дает свои преимущества. Мне никогда не достичь этого непринужденного стиля письма, но, впрочем, мне и не надо.
Потом я сидел, перевязанный с ног до головы бинтами, и наблюдал, как Кучики-тайчо проводит чайную церемонию. Он и здесь показал мастерство, а я смотрел и думал, что в такой благодарности есть особая тонкость, не требующая слов. Я, честно говоря, растерялся бы, вздумай Кучики-тайчо благодарить меня вслух за спасенную жизнь. Он управлялся с хисаку с удивительной легкостью, какую можно получить только годами тренировок. Я сам, конечно, довольно сносно мог провести чайную церемонию, но держать хисаку так, как будто нет ничего более естественного, чем зачерпывать кипяток бамбуковым черпаком на тонкой длинной неудобной ручке, я так и не научился. Наверное, это должно быть в крови. А может, вбито крепким посохом хорошего семейного учителя. Я не знаю. Движения Кучики были экономными, без суеты, Юмичика, с его любовью к прекрасному, наверняка бы оценил это по достоинству. Никак не могу понять, что такого он разглядел во мне самом, разве что он находит эстетичной мою бритую башку.
Чай оказался приготовлен на славу. Мы пили его весь вечер, но почему-то каждый из чаев имел аромат сакуры. Кстати, с тех пор для меня любой чай так пахнет – я не знаю, как объяснить эту странность, и впрочем, не пытаюсь. И сенча с порошком из тертых грибов комбуча, и изысканный белый чай. Даже странный, пришедший из Китая земляной чай Пу-Эр, после которого во рту привкус, как после хорошей тренировки в додзе на открытом воздухе, когда противников много, а ты еще молод и не знаешь, что видишь чаще – то ли небо, когда в голове еще гудит от удара оземь, то ли землю, вкуса которой с лихвой попробуешь до тех пор, пока не поймешь, почему тебя сбивают с ног. Даже он нес едва уловимый аромат сакуры.
Мы оказали уважение чаю и говорили мало слов. И не говорили о том, что видел каждый в том "зеркале". Своей смерти я не боялся, а в чужую вмешиваться не хотел. Видел ли Кучики, что показалось мне перед тем, как Пустой был убит – этого я не знал. Думаю, даже если бы видел, то вряд ли бы сказал. В конце концов, что есть Путь Воина?

А потом, когда мы допили чай, было подогретое вино из маленьких чайничков. И мы пили саке из пиал тонкого фарфора. А потом допили то, что было в моей тыкве-горлянке. Мы обсуждали особенности выполнения ритуального тибури, и я поспорил с его методом стряхивания крови противника с меча, при этом, кажется, чуть не уронив занпакто. Мы вели беседу о каллиграфии, и Кучики утверждал, что принципы Пути Меча и Пути Кисти едины, и я не спорил, но он все же показал мне несколько особенно сложных ката, но они у него не получились. А я рассказал ему, показывая на свою забинтованную голову, как в первый раз обрился налысо – не представляю, зачем я это рассказывал, но он даже улыбнулся.
От бинтов на моей голове одуряюще пахло цветами сакуры.

***
Юмичика, несмотря на нашу дружбу, никогда не спрашивал, куда я ухожу и откуда прихожу. С тех пор он стал задавать еще меньше вопросов. Впрочем, и я совершенно не замечал, как он отправляется куда-то тренироваться в полном одиночестве только со своим занпакто. И сам уходил подальше. На всякий случай. А тем, кто жаловался у меня на татами, что во время боя с Аясегавой почему-то голова болит, ноги подгибаются и слабость в коленях, пять кругов прыжками на корточках. Чтоб ничего не подгибалось.

***

Абараи так и не понял, почему я отказался считаться его сэнсэем. А я не объяснял. Я не стал ему объяснять, что всем нам когда-то приходится принимать одно главное решение. И мне бы не хотелось, чтобы он оказался на моем пути как мой ученик.
"Сину кикай о мотомо" "Ищи возможность умереть"
"Сину кикай о мотомо" – так когда-то ответил Кучики на мой вопрос. Я спросил его, так ли он хочет умереть, как это кажется, после того как на моих глазах Кучики отбивался от целой орды Пустых даже тогда, когда унесли всех раненых и прикрывать больше было некого и незачем. Он не ушел, пока не растворился в воздухе последний Пустой, а до того лепестки сакуры методично усеивали все вокруг.
"Ищи возможность умереть". Я спорил тогда до хрипоты, но, конечно же, он был прав. Ища возможность умереть, мы в действительности ищем причину жить. И встреча со смертью лицом к лицу помогает оценить по-настоящему жизненно важные вещи. Ищи возможность умереть, чтобы решить, ради чего стоит жить. Этот вопрос я уже давно для себя решил.
Мне кажется, скоро я найду эту возможность, и это будет моей самой большой удачей.
Кучики тоже все для себя решил. Когда я вижу его уставшее лицо, я это понимаю. Он решил, что все будет так, как должно, он решил, что девушка, которая сейчас видит лишь узкую полоску ночного неба Сейрейтеи сквозь окно-бойницу, увидит солнце Соукиоку. Он, как и я, понимает, что означают все учащающиеся сигналы тревоги. Круг замыкается, я видел два Пути: в одном я плавал в луже собственной крови, а рядом стоял изможденный риока, и, видимо, он не раз встретился с моим занпакто. А на втором Пути я не успевал, не успевал, не успевал...
Просто я тоже все решил, и мне становится весело от мысли, почему мне нужно умереть. Я знаю, что обманываю Кучики, и что он, возможно, будет оскорблен тем, что я забираю у него его судьбу и его решение, но я знаю, что рыжего риока первым встречу я. И если я отниму у него хотя бы часть сил – что ж, это будет красивая смерть.

Меня зовут Мадараме Иккаку.
Сейчас ночь десятого дня десятого месяца, заканчивается час тигра.

Приписка, сделанная значительно позже: "чертов риока..."

@темы: Блич, Фанфики

---

..." Смерть - самое важное обстоятельство в жизни воина. Если ты живешь, свыкнувшись с мыслью о возможной гибели и решившись на нее, думаешь о себе как о мертвом, слившись с идеей Пути Воина, то будь уверен, что сумеешь пройти по жизни так, что любая неудача станет невозможной, и ты исполнишь свой долг как должно." Миямото Мусаси. Книга пяти колец"

---

Срок годности волшебства:)

У меня сломалась волшебная палочка. Нет, вы не подумайте, что я псих.
У меня была волшебная палочка, которую на НГ с 2004 на 2005 подарили мне мои милые любимые УПСы. С тех пор жизнь моя стала очень интересной. Я нашла через пару месяцев работу, птом еще одну, уже в Москве, переехала... ну, в общем, многое случилось. Палочку я честно носила в своей сумке, иногда роняя ее оттуда на удивление общественности и вдруг... она просто сломалась - хрусь и нету.
Потом начались неприятности по работе, и по здоровью...
В общем, я к чему говорю - подарите мне волшебную палочку! очень хочется! страшно жить стало без нее, а лазерный меч в сумку не помещается

---

О штампах.

В каждом фэндоме существуют свои штампы. Ну, вы знаете, да? Снейп - черноволосый красавец со жгучим взглядом, а не страшный рано спившийся козел, каким является на самом деле... Драко Малфой - белокур и прекрасен словом и делом, а не мелкий белобрысый хорек и трус к тому же... Не, это я не в обиду героям, каждый, кто меня знает, скажет о моей бессмертной любви к слизеринцам. Это я к тому, что вот появляются же вот такие устойчивые стереотипы и не вытравишь их никак. И ладно бы это касалось только внешности, шут с ней! Но характеры!
Вот, например, придумали Люциуса Малфоя садистом, ан нет, примерный отец оказался и супруг, и не променял жену на Волдеморта, как ни странно. Но стереотип жив и по сей день, и добрый Люциус был как-то... не совсем моден, что ли...

Сейчас вижу ту же историю в других фэндомах. Например, Блич, а, в частности, Ичимару Гин. Вот решили все почему-то, что он такая зайка, а вредничает - это так, потому что ему скучно, и вообще, он же просто душка! (те, кто видел Блич, должны дружно сказать на это: Бу-ха-ха!) Ребята, Ичимару Гин - редкостная сволочь, мерзавец и негодяй. И гадости он делает не от благородной скуки, а потому что ему это в кайф! кстати, хочу отметить, что это вовсе не лишает его и чувства юмора и невероятного очарования, но и это, в свою очередь, его не извиняет.
Да, я понимаю, любой фэндом - это как мир рекламы - это идеальный мир, в нем могут жить только идеальные герои (идеальные не есть равно хорошие, конечно), идеал никогда не бывает настоящим, это я тоже знаю... Но все-таки, так хочется, порою нестерпимо хочется увидеть в этих героях людей - настоящих!

ну, вообще, это я к тому, что мой Гин навсегда останется сволочью, что не мешает ему быть самураем, патриотом и секс-символом всея сейрейтеи. Вот.

---

Привет, Мил!

Ура, я все же замечаю новых ПЧ, а значит, все не так плохо в моей жизни Привет, Мил, садись, располагайся поудобнее)) Надеюсь, тебе здесь не будет скучно